Дождь закончился так же неожиданно, как и начался, и сквозь облака проглянуло солнце. Глэдис невольно залюбовалась тем, как веселые апрельские лучи позолотили оконные стекла, прогоняя мрачное впечатление. Глэдис вдруг захотелось остаться. Разумеется, глупо проехать столько миль и даже не заглянуть в дом, который с появлением солнца уже не выглядел таким подавляющим. Если бы в Бриксхолле поселился рачительный хозяин, подумала Глэдис, то он мог бы превратить его в уютный дом. Не составляло большого труда представить, какую гордость, должно быть, испытывала Сандра, став его владелицей.
Все окна фасада были зашторены, и Глэдис с присущим ей живым воображением представила себе дом живым существом, который несколько настороженно смотрит на мир из-под прикрытых штор. Как жаль, что здесь больше никто не живет, с грустью подумала она. Пустой дом – это так печально.
Глэдис решительно открыла дверцу и вышла из машины. После дождя заметно похолодало, и Глэдис поспешила снова надеть легкую курточку, которую сняла в машине. Куртка была легкая, но теплая, и она сразу же согрелась и стала рыться в сумочке в поисках ключа, который вручила ей Сандра перед отъездом.
Ключ повернулся без натуги, и тяжелая дубовая дверь легко подалась внутрь безо всякого скрипа и скрежета, как можно было ожидать. Усмехнувшись своему живому воображению, с готовностью подсовывавшему всяческие устрашающие картины, она ступила в холл и с облегчением отметила, что портьеры, которыми задернуты окна по обе стороны двери, пропускают свет. Закрыв дверь, Глэдис подошла к одному окну и отдернула штору.
Оглядевшись, она увидела, что стоит в широком холле с высоким потолком. Напротив входной двери широкая дубовая лестница с резными перилами ведет на второй этаж. На стене лестничной площадки висит какой-то портрет. По обе стороны располагаются двери, ведущие, по всей видимости, в официальные комнаты: гостиные, столовую. Под лестничным маршем виднеется край потемневшего от времени старинного комода.
Внезапно Глэдис пронзило странное ощущение, что что-то не так. Она нахмурилась и еще раз огляделась. Ну, разумеется, как же она сразу не заметила? В доме на удивление чисто, если учесть, что здесь никто не живет. Паркет, в центре устланный ковром, так тщательно натерт, что даже ощущается слабый запах воска.
Ею овладело смутное беспокойство. Одно из двух: либо миссис Окли крайне добросовестно относится к своим обязанностям, либо Сандра ошибается и в доме кто-то живет. А вдруг Джеффри, как и его жене, пришло в голову пригласить кого-то из своих друзей погостить здесь? Возможно, просто в данный момент они куда-то ушли или уехали?
Первой панической мыслью было поскорее бежать, но тут ей пришла в голову одна явная странность: если в доме кто-то живет, то почему задернуты шторы? И потом, Сандра наверняка знала бы, если бы муж вернулся в Штаты. Разве она послала бы сюда Глэдис, если бы не была абсолютно уверена, что Джеффри здесь нет?
Глэдис сделала глубокий вдох, чувствуя, как пульс постепенно приходит в норму. Она попыталась мыслить логически. В конце концов, ведь Сандра сама отправила сюда ее, Глэдис, вот и попросила миссис Окли сделать уборку к ее приезду. Ну, конечно, именно этим все и объясняется, и очень хорошо, что она все-таки решилась войти в дом. Ее приезда здесь явно ожидали, и, если бы она развернулась и уехала, это наверняка обидело бы женщину, которая так для нее постаралась. Она с теплой благодарностью подумала о Сандре. Как мило с ее стороны так о ней заботиться. Впрочем, Глэдис тут же подумала, что это не слишком-то похоже на ее подругу, если вспомнить, как безжалостно она разоблачала Кайла, но она постаралась отогнать недостойные мысли. Это просто замечательно, что она осталась!
– Итак, ты все-таки приехала, Сандра!
Низкий, чуть хрипловатый мужской голос, внезапно прозвучавший откуда-то слева, заставил Глэдис застыть на месте. Она вздрогнула и метнула испуганный взгляд туда, откуда раздался голос. Дверь в углу холла, ведущая, вероятно, в кабинет или библиотеку, была открыта, и в проеме возвышалась внушительная, неподвижная мужская фигура. Слабое освещение, льющееся из комнаты, не позволяло как следует разглядеть говорящего, придавая его облику несколько зловещий, угрожающий вид. Ясно было лишь, что это высокий мужчина крепкого сложения с темными волосами. Черты лица были плохо различимы, но Глэдис все же удалось разглядеть, что у него широкий лоб, высокие скулы, твердые, плотно сжатые губы, довольно крупный нос. Она видела фотографии Джеффри Гамильтона и узнала его, но не только по чертам лица. Она узнала его именно по этой неподвижности и еще потому, что на нем были темные очки.
Потом Глэдис вспомнила его слова и нахмурилась. Он сказал: «Значит, ты все-таки приехала, Сандра». Что это значит? Он попросил жену приехать и ждал ее?
У Глэдис неровно забилось сердце. Она уже чуть было не сказала, что она не Сандра, но потом передумала: она чувствовала свою вину в том, что непрошеной гостьей явилась сюда и нарушила уединение этого человека. У нее не было на это никакого права. Не она должна быть сейчас здесь, а Сандра, и если она признается, что это не так, то нанесет очередной удар по чувству собственного достоинства бедного Джеффри Гамильтона. Как она скажет ему, что это Сандра прислала ее сюда? Как признается в том, что стала невольным оружием в игре, которую затеяла беспринципная Сандра? С каждой проходящей минутой ее убеждение в том, что Сандра прекрасно осведомлена, что в доме ее ждет муж, росло и крепло.
Но, с другой стороны, как она может не признаться? Четыре года этот мужчина был мужем Сандры. Он знает ее лицо, ее голос. Однако сейчас Джеффри Гамильтон слепой и прошло шесть лет, с тех пор как они расстались…